Тайна Черного моря - Страница 46

Представить, как в такую погоду кто-то босиком танцует тарантеллу... бр-р-р!

— Что же нам теперь делать? — беспомощно спросила Марина, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос. — Может, в милицию...

— Подожди, — вдруг резко прервал Артем, наклоняясь к девушке поближе. — Эти двое достали и пьют водку из своей сумки, а купленную в сумку спрятали...

Нет, ничего он не успел предпринять. Ничего. Заболтался, заговорился. Отвлекся.

А рядом с их столиком возник обладатель бежевого плаща.

— Быть не может! Марина Николаевна? — картинно всплеснул он руками. — Правду говорят, что если соскучился по старым друзьям, поезжай в Петродворец.

Мужчина развернул и бросил на мокрый стул газетку. Сплюнул под ноги и уселся, не спрашивая разрешения.

— Кто это? — деланно равнодушно спросил Артем у Марины. Костяшки его сжатых в кулаки пальцев побелели. Лицо Марины сразу стало некрасивым. Даже для Артема.

— Это... друг... Петра Львовича. Господин Барышев. Из Москвы, — запинаясь, едва смогла произнести девушка. И зачем-то добавила: — Петр Львович нас знакомил в ресторане «Старая крепость». Этот человек приезжал в Киев на симпозиум по проблемам оспы.

— Что ж вы, девушка, — неожиданно чужим голосом спросил Артем, — не сказали, что хотите в ресторан? Но только, раз вы одна, без подруги, вам придется выбирать, со мной вы в ресторан хотите, или с вашим знакомым.

Марина растерялась. Она ничего не поняла. А друг Петра Львовича, очевидно, сделал из сказанного определенные выводы и более уверенно развалился в шатком пластмассовом креслице.

— Не думаю, чтобы эта дама, — с явным нажимом начал он, — предпочла ваше общество.

— Ну, это уж ей решать! — достаточно правдоподобно возмутился Артем.

Наконец Марина уловила, чем отличается новый голос ее спутника от прежнего: совершенно исчез украинский акцент.

Марина боялась смотреть в лицо сидящего напротив, она смотрела на своего спутника. И не узнавала. Артем ерзал и глядел куда угодно, только не в сторону девушки.

Мужчину в бежевом плаще происходящее явно развлекало. Он вдруг резко наклонился вперед, стукнул локтями о белый влажный пластик и прошипел, открыто рисуясь:

— Слышь, братан, тебе сказали: сходи погуляй. Значит, сходи погуляй. Хрена тебе будет дальше везти в жизни, если ты послушаешь наш с ней базар.

— Но я хотя бы имею право допить кофе. Я ведь за него заплатил! — жалко запротестовал Артем и поднял свою чашечку — вроде как уже сдавшись и подыскивая благовидный предлог, чтобы ретироваться.

А в следующее мгновение Марина увидела опрокидываемое белое днище столика, противно скребущего двумя ножками кирпичную крошку. Взвившиеся птичьими крыльями полы бежевого плаща. Раскоряченные куриными лапами, заштрихованные венами бледные лодыжки московского знакомого Петра Львовича, далеко высунувшиеся из брючин... И два опадающих пятна подошв с налипшим мусором.

Первому мотнувшемуся к ним мужику Артем выплеснул в оскалившуюся морду холодный кофе, и пока тот нелепо тряс головой, оставил на лбу второго лжепьяницы отпечаток своего каблука.

Из-за стойки, заглушая радио «Балтику», истошно завизжала буфетчица, словно ее медленно резали циркульной пилой. Были еще какие-то звуки, но они тонули в визге.

Первый мужичок протер рукавом глаза и тут же получил два гулких удара в живот. Подняться он уже не смог. Как и второй, медленно сползший по железному столбу парусинового зонта, предназначенного укрывать посетителей от солнца в жару.

Артем не стал оглядываться, проверяя сокрушительность своих ударов, а с места подпрыгнул высоко вверх и двумя ногами приземлился на днище перевернутого стола, под которым возился друг Петра Львовича, освобождая запутавшийся в кармане плаща шокер.

Пластиковый стол противно, как вафля, хрустнул пополам.

Артем подобрал с земли сумочку, схватил за острый локоть закрывшую лицо руками девушку и потащил к калитке кафе.

Сквозь перерывы в визге буфетчицы, требуемые для очередного вдоха, прорывались клочки веселенькой песни от радио «Балтики» про морячек и моряков.

— Подожди, — вдруг очнулась Марина. — Я потеряла очки! — тяжело дыша, выкрикнула она.

Он ее не отпустил. Продолжал тащить по дорожке.

— Это мои любимые очки!

Зная, что делает Артему больно, Марина добавила:

— Мне их подарил Петр Львович! И опомнилась. Истерики как не бывало. Инстинкт самосохранения подавил волну паники. На щеках проступили красные пятна стыда. И уже не Артем тянул Марину по раскладываемому ветром пасьянсу сорванных листьев, а Марина Артема.

— Не туда, — придержал он ее и, опасаясь новой вспышки истерики, попытался объяснить как можно спокойнее: — Их всего четверо. Значит, не подозревали, что ты не одна. Где-то есть еще машина. А в ней шофер. Я его, кажется, видел. Он наверняка вооружен. Нам туда нельзя.

Слова на девушку не подействовали. И не потому, что он неправильные выбрал — вряд ли какие-нибудь другие возымели бы действие. Наверное, она их и не услышала, но подействовала интонация. Марина вцепилась, как в спасательный круг, в протянутую Артемом сумочку. И подчинилась.

Они быстро пошли прочь по аллее к фонтанам. Мимо выкрашенных в зеленый, но успевших облупиться указателей, одиноко противостоящих ветру среди всеобщего движения: травы, листьев, воды и посетителей. Мимо группы горластых, несмотря на красные от холода носы, немцев, безрассудно отправившихся в Петродворец в продуваемых ветрами гавайских рубахах навыпуск и шортах. Из шорт торчали худые, незагорелые, обросшие оранжевым пухом и покрытые синими цыпками ноги. Три принадлежащие группе и не пользующиеся косметикой и мужским вниманием девицы с высокомерной завистью проводили глазами пару.