Поэтому, хошь не хошь, а чтобы уцелеть, начинай свою игру. Но не забывай до последней минуты изображать преданность. Лис преданность изобразила. А сейчас и Вискас с другого телефонного автомата подливал масла в огонь: трезвонил по всем экранированным дежурным телефонам, вплоть до ГАИ, и сообщал о маньяке, проникшем в Смольный.
Устранив суперагента, Господин Доктор сделает следующий ход и даже не заподозрит, что А и В ознакомились с информацией на дискетах. И даст следующее задание. А уж .когда нужно будет спрыгнуть с разогнавшегося поезда, Алиса сумеет выбрать. Пусть и ценой никчемной жизни напарника-детектива. Вот только паренька жалко...
Поворачивая руль, девушка бросила прощальный взгляд на дворец. В холодном, пропоровшем тучи солнечном луче здание выглядело чистым до стерильности. Как выпотрошенный патологоанатомом и приготовленный к погребению покойник.
В это время дежурный лейтенант, наивно полагающий, что честь закрыть грудью амбразуру дога и спасти губернатора достанется только ему, испытывал в плечах приятный зуд. Словно кто-то большой и добрый, не снимая с Вити форму, уже прилаживает к его новым погонам звездочки. Вместе с сержантом они выяснили, что герр Хенкель, освобожденный ими из узилища собственного автомобиля, действительно является креативным директором фирмы «Опель». Что он действительно проживает в гостинице «Санкт-Петербург». Что у него действительно назначена неофициальная встреча с господином Терниным Д. В.
И, что самое главное, означенный герр Хенкель уже двадцать минут как находится в здании — о чем есть соответствующая запись в журнале.
Значит, маньяк связал настоящего герра и под его именем проник в Смольный.
Но докладывать начальнику охраны администрации Санкт-Петербурга лейтенант не спешил, хотя инструкция — вот она, пылинкой режет глаз.
В руках лейтенанта топорщил пахнущие ветхостью страницы схваченный с полки немецкий разговорник. Наконец-то пригодился. Перед лейтенантом раскачивался на стуле освобожденный капиталист и сквозь зяблый стук зубов выстреливал в молоко краткие немелодичные фразы. Сержант примостился на краешке стола, держа невостребованный стакан воды. Фриц оказался брезглив. В конце концов, именно его брезгливость убедила стражников, что перед ними подлинный герр. А вот кто сейчас на третьем этаже, в кабинете Теркина, — это еще предстоит выяснить. Хотя поначалу они пошли ложным путем. Лампа в глаза герру, парочка пощечин герру, спарка «добрый следователь — злой следователь», то да се. Ну, кто старое помянет...
Кое-как, больше из жестов, чем из слов, но достаточно быстро дежурной охране удалось просечь, что, когда герр Хенкель, отправляющийся в Смольный из гостиницы «Санкт-Петербург», сел в подогнанный к ступеням «опель», его на родном языке окликнул некто. После чего герр Хенкель очнулся в багажнике, стреноженный по рукам и ногам.
Бесконечно счастливый, что ему наконец-то поверили, герр креативный директор хватал за руки и заглядывал в глаза сидящих — одного за столом, другого на столе — и пыхтящих бело-мором милиционеров. «Sie mussen mir helfen meine professionale Ehre zu retten!» — высокопарно умолял он. И от столь красивых слов тесная прокуренная дежурка превращалась в блиндаж на передовой линии фронта. Фронта борьбы за справедливость.
Над застеленной сиротским одеялом койкой набирала силу кантата о славе русского оружия. Гром победы, раздавайся! Лейтенант уже чувствовал себя увитым орденскими лентами, отяжеленным весом кольчуги из медалей. От манящей перспективы жестоко взопрели ноги. И некстати вспомнилось, что на правой пятке прорвавшийся носок грозит ноге волдырем.
Проверяя, правильно ли он все понял, Виктор полистал разговорник, спросил у герра Хенкеля: «Wie komme ich den Drezden Gallery?» — и изложил сержанту озаривший полушария план задержания маньяка:
— Надо Дмитрия Владимировича под каким-нибудь предлогом вызвать из кабинета!
Заявись маньяк в кабинет к кому другому, лейтенант бы действовал более прямолинейно, не слишком заботясь о жизни заложника. Однако с Дмитрием Владимировичем подобная фишка не катила. Как гласили разносимые пугливым шепотом слухи, можно было не только погон лишиться, но и головы.
— Надо, — не стал перечить сержант, оставляя при себе мнение, что не худо бы и начальника охраны оповестить.
— Вот и займись, — приказал лейтенант. — Как вызовешь, объявляй по громкой связи тревогу. А я на задержание.
Чтобы прибавить себе уверенности, Виктор снял со стены рябой матюгальник и повесил на грудь. Достал из кобуры табельный «Макаров» и храбро загнал патрон в ствол. Герр Хенкель испуганно наблюдал за его манипуляциями. Испуганно, но с интересом: будет что потом рассказать Марте и киндерам. Виктор с пистолетом наголо вышел из помещения охранки. Солдат свободы.
И тут его барабанные перепонки подверглись массированной атаке тревожных сирен.
Не понял!
Каково же было сперва удивление, а потом и негодование лейтенанта, когда он узрел группу захвата в касках и с пластиковыми прозрачными щитами, просачивающуюся цепью сквозь трезвонящие благим матом аэропортовские прямоугольники металлоискателей. То прибыли бойцы с Литейного, 4.
Следом напирала толпа белозубых, коротко стриженых омоновцев. В серых рубашках с закатанными рукавами, с короткими модификациями «калашей» на корсетах бронежилетов. Омоновцы цокали металлическими набойками шнурованной кирзы, хищно вращали глазами и были готовы растерзать на кусочки растерянных штатных охранников Смольного в недорогих однотипных костюмчиках, с бирочками на правом боку — за то, что чуть припозднились и бригада из главка оказалась первой в очереди.