Тайна Черного моря - Страница 70

Хутчиш и не заметил, как сгустились немочные питерские сумерки. С Мойки потянуло прохладой и запахом тухнущих водорослей — морем, одним словом.

Но — надо действовать дальше. Бесконечно висеть снаружи опасно. Любому запаренному сверхурочной работой клерку могло прийти в голову распахнуть окно, чтобы подышать свежим воздухом или полюбоваться на белые ночи. Самураи — такие лирики, такие лирики...

Хутчиш спустился ко второму этажу и очень обрадовался, что очередной кабинет пустует. А то пришлось бы подниматься обратно, перекреплять лебедку, спускаться снова — и все с этим проклятым, идиотским, сволочным тазиком, опасно балансирующим на голове.

Спускаться ниже, на землю, смысла нет. Лазутчик отцепил «лонжу», и проволока, увлекаемая пружиной, по-мушиному жужжа, поползла обратно на крышу. Прощай, лебедка. Ты свое отслужила.

Открыть снаружи шпингалет труда не составило, однако ступать на пол прапорщик не спешил.

Окно не было под сигнализацией. Значит, работники консульства не боялись «форточников». Почему?

Разведчик, замерев на корточках на подоконнике, снял с головы и поставил обрыдший тазик среди пушистых кактусов. Осмотрелся. Что ж, Япония Японией, а обстановочка-то — стандартная. Евростандартная. Помещение семь на пять метров, два черных стола (на одном скучает выключенный компьютер), стены обиты белой дырчатой звукоизоляцией, запертая дверь серого цвета с пошленьким плакатиком-календарем, изображающим призывно улыбающуюся азиаточку, на столе тарелка с недоеденными побегами молодого бамбука, пол отчего-то покрыт не ковролином, а тонкой пленкой с впаянной в нее мелкой металлической сеткой.

Ага, понятно, почему на окне нет сигнализации. Хутчиш был знаком с такими штучками.

С помощью нехитрой системы зеркал можно обмануть фотоэлементы; используя специальный костюм, можно пройти через тепловые или инфракрасные датчики; при посредстве обыкновенной пластмассовой авторучки и трех распрямленных скрепок можно отключить вообще что угодно. Но пьезосигнализация, подключенная к полу и включающаяся незамедлительно, как только дверь закрывается снаружи на замок, ни на какие уловки не поддается: увеличение давления свыше пятисот грамм на любой квадрат пола тут же включает тревогу: «В кабинете чужой!».

Хутчиш закусил нижнюю губу и еще раз, более внимательно оглядел комнату.

Спящий Койот забирался на Красную Скалу (куда ни один воин подняться не смог), используя только вампум из кожи буйвола да восемь орлиных перьев. Как — догадаться мог каждый, но догадался ведь лишь Койот... Замок в двери — наш, расейский, без прибамбасов, победимый.

Анатолий тихонько прикрыл за собой оконную фрамугу — затвором лязгнул шпингалет. Потом достал выкидуху, отобранную у вагонных шулеров; блеснуло лезвие. Потом аккуратно взломал короб осветительного провода (хорошо, что по евростандарту проводка не скрытая), перерезал его и потянул. Одна за другой с тихими щелчками отскакивали алюминиевые скобочки, которыми провод в белой изоляции крепился к стене — выше, выше, до самого плафона. Достаточно. Хутчиш привязал к проводу выкидуху, раскачал ее, прицелился и — отпустил. Импровизированные качели полетели к противоположной стене, к двери. С еле слышным стуком нож ударился о косяк, отскочил; Хутчиш поймал его.

С первого раза не получилось. Ерунда, время пока терпит. Он подкорректировал длину «качелей», изменил угол толчка, повторил операцию.

На пятый раз выкидуха стукнулась аккурат о замочную скважину. Отлично.

Анатолий вздохнул и отломал лезвие: жаль, но ничего не попишешь. Достал из нагрудного кармана три сбереженные с начала автономки проволочки, в последний раз прищурился на треклятый дверной замок. «Французский», модель «Радуга», девяносто первого года выпуска. Будь то ригельный или там «Цербер» какой-нибудь, пришлось бы повозиться, а так — халява, ногтем открыть можно.

Две хитрым образом согнутые проволочки он сунул в рукоятку ножа — в зияющую «рану» на месте клинка, а одну — туда же, но перпендикулярно к первым. После чего раз семь обернул экс-выкидуху проводом, сосредоточился, задержав дыхание, и мягко толкнул ее от себя, в сторону двери.

На лету размотавшись и, таким образом, раскрутившись вокруг своей оси, импровизированная дзюророкаки вошла точнехонько в замочную скважину и по инерции провернулась в ней. И щелкнул замок, открываясь. И отключилась сигнализация.

Так-то, братья самураи.

Безбоязненно шагнув на теперь «молчащий» пол, прапорщик отцепил поролон от туфель, как солдат, после боя снимающий портянки на просушку. Подумав, снял и сами туфли: он чтил чужие традиции. Нечего в чужой монастырь со своим уставом соваться — даже если монастырь синтоиский, а Устав воинский. Освободил повешенный ножик и присобачил отодранный провод на место. Ножик, протерев от отпечатков, воткнул в горшок с кактусами, — ой, а что это у нас выросло? Потом осторожно приоткрыл дверь.

Нет, никто не подглядывал в замочную скважину, и никакой засады снаружи тоже не было. Облегченно вздохнув, воин решился сбросить маскхалат, под которым обнаружился серый костюм. Маскхалат был повешен во встроенный шкаф, пополнив собою коллекцию кимоно — ой, а кто здесь шерри облился?

Понятное дело, в этой комнатенке искать было нечего: во-первых, судя по обстановке, принадлежала она чину уровня восьмого заместителя шестого помощника, а во-вторых, как значилось в совсекретной методичке «Планировка, расположение и оснащение помещений в посольствах, консульствах и представительствах зарубежных государств на территории СССР» , главный компьютер консульства Японии в Санкт-Петербурге находится на третьем этаже, комната №311. Значит, нам туда дорога.