Тайна Черного моря - Страница 26

— А по-моему, нам уже пора закусывать, — прервал ученик пламенную речь наставника. — Картошка уже поди сварилась. Если блюдо обладает недостаточно пикантным вкусом, добавьте колбасы.

Распаленный поднятой темой, Михалыч вопреки собственным правилам не отправил на кухню ученика, а отправился сам:

— А такого оружия на тех посудинах нет и быть не может, иначе я бы знал, стало быть, в оборонной доктрине флота наличествуют... Е-мое, ты только глянь!

Полный смутных подозрений, фээсбэшник выдвинулся следом: что там еще?

—Осторожней — прикрикнул учитель. — В лужу не вступи. Тебе ее контуры ничего не напоминают?

— А что такое? — косясь по сторонам и неловко топчась на месте, полюбопытствовал агент.

— Ты присмотрись. Это же точь-в-точь контуры Черного моря!

Кириллу стало совсем нехорошо. Он почувствовал, как волосы шевелятся на голове. Захотелось втянуть побольше воздуха, закрыть глаза и переждать, пока все кончится. Действительно, лужа не просто напоминала, а один в один совпадала с контуром Черного моря. Как иллюстрация из атласа. Чертовщина какая-то... А я ведь не крещеный, с тоской подумалось лейтенанту...

Чуть в стороне от лужи агент разглядел мокрый след. Подступил, приставил рядом со следом ногу. Мой? Не мой.

Нехорошо, ой как нехорошо стало лейтенанту ФСБ Кириллу Сердюку. Черт с ней, с должностью, с завтрашним выговором. Или с увольнением. Все гораздо хуже.

Впервые в жизни он столкнулся с чем-то необъяснимым. Затмение какое-то. Разве ж так с людьми можно? В висках застучала кровь, сердце в большой груди завертелось белкой. Мозг покрылся коркой льда, об которую стали с дробным грохотом ломиться короткие пульсирующие мысли: «Выгонят!.. В сером скафандре с алыми... Нельзя поминать лукавого к ночи...»

Разом протрезвевший Михалыч прошаркал на кухню. Ученик, как сомнабула, следом. Михалыч что-то сказал, но агенту в этот момент почудилось, будто подул сквознячок от открываемой входной двери; он оглянулся — нет, показалось, заперта дверь — и потому не расслышал учителя.

— Что ты говоришь?

— Тайна Черного моря... — задумчиво повторил Андрей Михалыч Сверчков.

Эпизод шестой

26 июля, вторник, 15.37 по московскому времени.

Я шагаю по Москве

Поймите женщину с трудной судьбой кассира и с весьма романтическим складом мышления, который, в силу внешних обстоятельств, был вынужден трансформироваться...

Не так.

Жила-была девушка. Даже девочка. Закончила школу. Году эдак в шестьдесят четвертом. То да се, развенчание кукурузы... Спустя три-четыре годика пламенные юноши перестали читать ей стихи вечерами на парковых скамейках. Нашли себе помоложе. Спустя еще года два девочка оказалась никому не нужна — не то чтобы самому обаятельному и привлекательному, но хотя бы который не слишком уж часто выпивал. Тем более — мама зудела.

Годы прошли, и превратилась эта девочка...

Марья Антоновна оторвала усталый взгляд от очередной бумажки с пенсионерскими трудно разбираемыми закорючками, получила деньги.

Отсчитала сдачу и неприятным, севшим за день голосом рыкнула:

— Следующий.

Благообразный дедушка прозрачными от ветхости пальчиками в бурых старческих веснушках сгребал с прилавка три синенькие бумажки. А в это время Марья Антоновна, радуясь минутной паузе, перевела взгляд поверх деревянной, вытертой ладонями посетителей стойки, поверх немного пыльного стекла с читаемой справа налево черно-смоляной надписью «КАССИР» и широкой бойницей для общения с клиентами, поверх сопящей очереди — туда, где за распахнутой настежь и зафиксированной половинкой ноздреватого кирпича дверью сберкассы клонился к закату постылый рабочий день. Где ее ждал ежевечерний моцион по супермаркетам.

Сегодня она купит не ножки Буша, а треску.

Зря она стала работать в центре, рядом с Красной площадью. На окраинах все дешевле. И потом, здешние старички-в прошлом начальнички, с такими следует повежливее, не то начнут донимать жалобами сановитых друзей детства.

Внезапно взор Марьи Антоновны споткнулся о молодого симпатичного (ах, где мои семнадцать лет?) человека, одетого в очень представительный, сразу видно, что импортный, серый костюм. Молодой человек вел себя странно.

В очереди он не стоял и, кажется, не собирался ее занимать. Он не интересовался курсами валют. Он остановился у доски с «наглядной агитацией», где изо дня в день засиживались мухами плакаты вроде «Потому что сто долларов — это всегда сто долларов», и аккуратно, ногтями, принялся выдирать кнопки, фиксирующие на доске одну из глянцевых листовок.

Сердечко Марьи Антоновны екнуло. А вдруг это ограбление? Ее ведь еще ни разу за почти тридцать лет монотонной работы не грабили. Конечно, такой приятный молодой человек не станет стрелять в усталую женщину. И она не настолько глупа, чтобы давать довод.

Чуть ли не в лицо Марье Антоновне ткнула счет за телефон полная, распаренная многотрудным ожиданием своей очереди старуха в очках на резинке. Скоро и я превращусь в такое чудовище, мельком подумала Марья Антоновна и склонила голову, надеясь не только искоса досмотреть странные манипуляции молодого человека, но и найти в них смысл.

Ах, как хочется, чтобы это все-таки оказалось ограбление! Ну же, молодой человек, смелее доставайте из-под полы пистолет, стреляйте в потолок и запрыгивайте на стойку, как это делал обаяшка Патрик Свейз в фильме... в фильме... как же он назывался-то? Ну, про этих, которые на досках по волнам катаются. Вы обязательно должны заявить: «Спокойно, это ограбление! Всем на пол, вашу мать!», а потом приставить ствол к затылку потянувшегося к тревожной кнопке старшего кассира Владислава Петровича, за то, что он вечно старается переложить долю своей работы на подчиненных, и вкрадчиво спросить: «Ты что, герой?..»