Он хохотнул и запанибратски подмигнул медсестре. Та, однако, оставалась каменной и неприступной, поэтому и тон «подполковника» похолодел.
— В общем, я предлагаю незамедлительно ознакомить меня с вверенным мне хозяйством, а завтра с утра займемся бумажными делами. Идет?
Зря он сказал это «идет». Не соответствовало избранному приказному тону. Сфальшивил на последней ноте. Заметила или не заметила? Тут бы кстати пришлась интермедия группы поддержки. Псевдовоенврач оглянулся.
Мысли Марины витали далеко.
Но ведь там, в Киеве, смерть. Там «друзья» Петра Львовича, ее бывшего начальника по лаборатории, там страшно... Нет, надо продержаться. Надо отыскать эти противные дневники — тогда, с доказательствами в руках, она смело может идти к прокурору...
Провайдер Петя нерешительно топтался на месте, роясь взглядом в дебрях темного гардероба. Лицо белое — то ли от страха, то ли от толстого слоя пудры из Марининой пудреницы (чтобы загримировать синяки). Сор-ратнички, блин . Артем вспомнил, с какими заботой и вниманием Маринка пудрила прыщавую рожу провайдера, даже кончик языка высунула от старания, и гнев вернул его в правильную колею играемой роли.
Он резко протянул приказ Трофимовой. Та вдумчиво изучила «липу», хотя могла бы особо не стараться: документ был состряпан — не подкопаешься. Потом медленно вернула его Артему и несколько мгновений пристально рассматривала гостей. Молча. Не шевелясь.
Пауза затягивалась. Алена Максимовна муссировала версии. Самыми подозрительными являлись занюханная джинсуха и неумело заретушированные гематомы Петра Петровича. Поверить, что этот патлатый гопник — медик, можно было только, если услышать, что паренек недавно вернулся с передовой.
Милиционер скучающе смотрел в окно, где изнывала от жары природа. Ему хотелось в Озерки — загорать и купаться.
Артем мысленно радовался, что не прихватил на спектакль никакого оружия. В случае провала критики будут интерпретировать пьесу как мелкое хулиганство, не более.
Марине стало совсем неуютно. То есть до такой степени, что неосознанно она ногтями вцепилась в Петино запястье.
Петя боли не почувствовал: ему тоже стало не по себе. Взгляд бесцветных, водянистых глаз этой высокой, сухопарой женщины, в неприятно белом, безукоризненно отутюженном халате и с выбившимися из-под накрахмаленного чепчика жиденькими завитушками крашеных волос, не выражал ни подозрительности, ни враждебности — вообще ничего не выражал, лишь холодный интерес... и именно это пугало больше всего.
«Да ведь она старая дева!» — с проблеском мстительной радости догадалась Марина, но радость была недолгой.
Медсестра наконец пошевелилась — как выворачиваемые суставы, хрустнули складки ее халата — и произнесла:
— Разрешите вас на минутку, товарищ подполковник.
По тому, с каким нажимом было произнесено «товарищ подполковник», Марина поняла, что Трофимова не верит ни единому слову Артема. Сердечко беглянки затрепыхалось в ледяных оковах страха. Почему же Петр молчит? В душу Марине закрался червячок недоверия к даровитому программисту.
Тем временем медсестра и Артем о чем-то тихо беседовали позади стеклянной будки милиционера, возле столика с местным и городскими телефонами. И беседу эту можно было назвать какой угодно, только не дружеской: Трофимова что-то сказала лжеподполковнику, лжеподполковник недоуменно ответил; она взялась за трубку городского телефона, быстро, по памяти нащелкала номер и, ожидая ответа, повернулась к собеседнику. После чего бросила еще несколько фраз, от которых Артем переменился в лице.
Что-то не так, поняла Марина. Что-то не то происходит.
Мысли девушки заметались, как подопытные мышки, завидевшие человека в белом халате. Куда она звонит? В милицию? Неужели кто-то предупредил больницу, что новый зав не тот, за кого себя выдает? Почему Петр молчит?
Она боялась взглянуть на друга-провайдера, чтобы не выдать охватившее ее смятение: краем глаза медсестра следила за спутниками Артема. Киевлянке до мурашек под языком хотелось сейчас принять успокоительное. Но успокоительного не было. Не было, хоть ты плачь: Артем выбросил все таблетки. Дура, дура, и зачем я только с ним связалась...
— Я хочу знать, товарищ подполковник, — со спокойствием арктических пустынь сказала старшая медсестра Артему, — что тут происходит. И если вы не сможете правдоподобно ответить мне на мой вопрос, я буду вынуждена вызвать милицию.
Артем попытался улыбнуться. Лицевые мышцы норовили забастовать.
— А в чем, собственно говоря, дело?
— Значит, не можете, — недобро прищурила Трофимова прозрачные, как химическое стекло, глаза. — Или не хотите. Хорошо. Ладно. Я не знаю, кто из вас врет, но кто-то врет несомненно. Сейчас я позвоню в Горздрав и все выясню.
Она снова сняла трубку городского телефона, набрала номер, прижала трубку к уху. Повернулась к Артему. Волна камфорного запаха густым налетом осела на трахеях обманщика.
— Хотите знать, в чем дело? Я вам расскажу. За два часа до вас приходил один человек. И тоже отрекомендовался новым заведующим хирургическим отделением. Тоже имел при себе приказ и все необходимые документы. Подпись, печать. Как положено. Те же самые, что характерно. Только вот помощников у него не было... Что скажете?
Выдох застрял внутри легких. Артем несколько секунд молчал. Пол медленно вращался у него под ногами.
Да, это был удар. Но кем нанесенный и куда нацеленный? Подстава? Чья? Совпадение? Не бывает. Медсестра врет? Зачем?
Артем не пытался скрыть свое изумление — во-первых, все равно не получилось бы, а во-вторых, по легенде ему, подполковнику Шляпникову, положено изумиться. Нет, баба вроде не лжет. Хотя — кто их, баб, разберет...