Чем ближе к выходу, тем чаще стучали каблучки Марины.
Пыльный, пустой гардероб. Напротив бабушка, задремавшая в ожидании покупателей открыток. Через одну перегоревшие люминесцентные трубки под потолком делают пол похожим на шкуру огромной зебры.
Вот уже рядом прямоугольник дневного света с двумя рогатыми шарами подводных мин по бокам.
«А почему бы мне не пригласить девушку в летнее кафе? Ведь это дешевле и прилично. И под каким-нибудь предлогом отделаться от ее угрюмого спутника. А если она скажет, что ей понравилось в Эрмитаже, я пообещаю экскурсию по закрытым фондам. Интересно, а как бы на моем месте поступил Анатолий Семенович?..»
— Артем, я обращаюсь к тебе как к старшему, — нагоняя стойкого оловянного солдатика, доверительно приглушил голос Анатолий. — Отправляйтесь на дачу к этому не в меру талантливому молодому Пете и переждите там хотя бы до понедельника. В воскресенье все эти игры патриотов должны закончиться. И носа оттуда не кажите. И его от себя никуда не отпускайте. Однажды он из передряги выбрался относительно целым. Второй раз ему может не повезти.
Артем на всякий случай кивнул, хотя ничего не понял.
— Не суйтесь за дневниками, — продолжал увещевать Хутчиш. — Пустое... Эх, знал бы заранее, я б вам дискету с этими дневниками подарил... да пропала дискета. Одна лиса умыкнула...
Петя отрицательно завертел головой, как ребенок уворачивается от ложки, когда радетельная мать в избытке пичкает его кашей. Он настолько увлекся перебором вариантов начала ухаживаний, что забыл, где находится. Жест же означал, что в дилемме «летнее кафе — ресторан» не победило ни то ни другое. Петя решил пригласить девушку в театр. Вроде он слыхал, что сейчас в городе проводится фестиваль «Новая радуга». А поскольку фестиваль фольклорный, то билеты не должны стоить дорого.
Марину покоробило, что их недавний пленник шепчется не с ней, а с Артемом. В отместку обоим она немного отстала и взяла талантливого провайдера под руку, как бы обозначая допустимую границу сближения между союзными сторонами. Еще этим она хотела показать, кто здесь главный, и пусть Хутчиш не командует. У Пети в зобу дыханье сперло и все кафе с театрами вылетели из головы.
Прапорщик прочитал скрытый смысл Марининых действий и позволил уголкам губ улыбкой признаться в этом. А зря. Все равно что показать жест «окей» — колечко из указательного и большого пальцев — выходцу из Средиземноморья, где, как известно, этот жест означает небанальную сексуальную ориентацию.
Для Марины недобитый хам перестал существовать.
Дневной свет, льющийся пусть и с пасмурного неба, резко ударил четверку по глазам приливной волной. В уши песком набился шум легковых машин и троллейбусов. Поэтому Марина не сразу задала юноше в очках вопрос, который ее очень волновал:
— А что с вами произошло? — Чужие грустные истории ее интересовали до глубины души.
— Да я это... — замялся Петя, потянулся снять очки, но опомнился. — Мне это... Короче, Билл Гейтс предложил поработать над «Виндоуз 98». А его подчиненные из зависти наняли бандитов. Еле отбился... Попомните мое слово, без меня «Майкрософт» крепко облажается!
Кукольные ресницы распахнулись широко-широко, приглашая сказочного принца в плюшевый мир.
Хутчиш хотел что-то сказать, но благоразумно отвернулся, усилием возвращая на место вывихнутую улыбкой челюсть.
Один удар в пах, локтем по затылку, потом прыжок двумя ногами сверху, подумал Артем.
И тут рвануло.
Все звуки и переживания заглушил кошмарный треск, будто взорвался великанский кинескоп. Петушиными перьями закружили нарезанные ломтики крови. Навстречу разверзшейся крыше Военно-морского музея разверзлось пепельное небо. Скрежета тормозов перепуганного транспорта слышно не было — мир утонул в пучине адского рева. Черный «форд» беззвучно врезался в черную «пятерку». Потерявший управление троллейбус проломил ограждение моста и завис, до половины высунувшись над рекой. И десятиметровая кубинская сигара цвета хаки — первая советская баллистическая ракета, — ослепив зрителей бенгальскими снопами огня из сопла, всосалась в низкие тучи.
Асфальт тряхнуло, как при землетрясении, обсмоленные лоскутья крыши бумерангами осыпались на землю.
— Ничего себе, — вздохнул Анатолий, поднимаясь и отряхивая брюки. — Я думал, не взлетит. Значит, уборщица в сопле не только половые тряпки прятала, но и химический очиститель... — Ясно как божий день: при подготовке ракеты к отправке в музей боеголовку демонтировали, а вот про твердотопливный заряд забыли. И тряпки, которыми беспечная уборщица заткнула дюзу, воспламенившись, послужили своего рода запальным контуром. Давление и температура в камере сгорания поднялись до критической отметки, топливо возгорелось — и произошел самопроизвольный запуск. — Да-а, умом Россию не понять...
30 июля, суббота, 16.00 по московскому времени.
Клен ты мой опальный
На почти отвесном склоне голой, продуваемой всеми ветрами скалы, тонкой и острой, словно меч-катана, с уступами, напоминающими изломы ширмы, примостилась древняя, как само время, сосна.
В течение десятилетий цепляясь корнями за бесплодный гранит, питаясь лишь дождевой водой и скудными отложениями минеральных солей в скальных трещинах, противостоя напору ураганных ветров, секущих ливней и безжалостного солнца, она не засохла. Победила. Подняла над мертвым камнем свое искривленное в борьбе со стихией, но в той же борьбе закаленное, могучеетело, распростерла над миром сучья-лапы. Кора ее была серой и морщинистой от старости, ветви, укрытые пышной хвоей, тянулись к небу, знаменуя триумф жизни над всеми превратностями судьбы.