— Что с дурня возьмешь, — махнул рукой скафандр, снял через шлем пулемет и прислонил к переборке недалеко от себя. — Ладно, становись к штурвалу. Уходить нам пора.
Рыбаков липовых я взорвала, теперь жди атаки морского змея. Шутка.
Из сказанного Хутчиш понял только, что в скафандре женщина. И то не по голосу, а по роду глагола. Впрочем, собеседник враждебных намерений не проявлял, хотя вполне мог считать, что взятое на борт инородное тело находится в его власти. И то ладно.
— Приготовься к всплытию с твердого грунта, — сипло донеслось из-за скафандрового забрала.
Капитанша ни на йоту не сомневалась, что зачислила в команду дельного матроса и приказ будет выполнен бодро и молодцевато. Такая уверенность будила в душе Анатолия серьезные подозрения и — льстила.
— Есть приготовиться к всплытию с твердого грунта! Решивший пока беспрекословно подчиняться, прапорщик (а может, уже мичман?) пристроил истекающий невской водой портфель на шпангоут и занял пост по боевому расписанию у мореного, с фактурно проступившими годовыми кольцами колеса. Вроде как снятого с телеги. Видимо, это и был штурвал. За неимением лучшего. Спавшая вода хлюпала уже на уровне подошв вдоль крайнего стрингера. Облизывала нижнюю балясину трапа, ведущего к задраенному носовому люку.
Кораблик-утопленник, пардон, хитроумно замаскированную подводную лодку, качнуло. Вода, собравшись в упругую живую складку, отсвечивая черно-зеленым лаком, побежала по палубе к желобу ватервейса, затем обратно, но медленнее.
Кэп создала дифферент на нос и работой гребных винтов враздрай начала раскачивать присосавшуюся к грунту субмарину. К гриппозному кашлю помпы прибавился монотонный стук дизельного движка в стиле диско.
Врешь, я отчалю от этого рифа, — сама себе под нос пробубнила капитанша.
Наконец под днищем смачно чмокнуло, и снова по палубе зашаталась черно-зеленая складка воды.
— Эй, юнга, — разжаловала Хутчиша повеселевшая командирша, — можешь называть меня госпожа Даккара, хотя кое-кто из врагов присвоил мне прозвище Капитан Тротил. Надеюсь, тебе никогда не доведется величать меня так.
— Хорошо, госпожа, — принял условия игры мегатонник, мучимый.. вопросами: какая новая суда вступила в игру и каковы намерения этой силы? ЦРУ, французы, «Моссад»? Эмираты, Индийская морская разведка? А может, горячие эстонские парни? Или, не приведи Нептун, итальянцы?
Кстати, кстати! Ведь была в истории советского Военно-Морского флота черная страница с итальянским акцентом. В пятьдесят пятом году стоящий на севастопольском рейде линкор «Новороссийск» вдруг ни с того ни с сего на виду всего города рванул и опустился на дно Северной бухты. При чем здесь итальянцы? А притом, что прежде этот корабль назывался «Джулио Чезаре» и был конфискован у потерпевших поражение во второй мировой макаронников. А чуть погодя итальянский Скорцени — капитан второго ранга, бывший командир ди-версионно-штурмовых средств ВМФ республики граф Боргезе — получил высшую правительственную награду. Спрашивается: за каким чертом итальянцы полезли в Черное море и почему взорвали именно этот старый, никому не нужный корабль? Банальная месть? Не смешно.
А не логичней ли предположить, что гибель линкора обуславливалась попыткой сорвать размещение на его борту установки Икс? Допустим, произошла утечка информации на одном из кораблей Краснознаменного Черноморского Флота...
— Не «хорошо», а «есть», — сурово оборвала нить рассуждений прапорщика госпожа, показывая, что не потерпит на борту любимчиков.
Дышала она тяжело и часто, как человек, взбирающийся на крутую гору.
Анатолий краем глаза окинул помещение. Это была одновременно и кают-компания, и кубрик, и боевая рубка, и камбуз. Это был единственный жилой отсек подводной лодки.
Прямо под носом рулевого, над самопальным штурвалом, заменявшим списанный некогда за борт подлинник, торчал глубиномер — с запотевшим изнутри стеклом, несмотря на попытки загерметизировать прибор пластилином. Справа, на расстоянии руки, болтались на проводе наушники акустика; с них капало, как с весенней сосульки. Дальше по кругу высились механизмы, упакованные в нержавеющие, влажно блестевшие в зеленом свете кожухи. Механизмы подозрительно напоминали приборы торпедных стрельб.
Слева занимали место такие же кожухи. Значит, точно: торпедные аппараты. Правого и левого борта. Над кожухами слева была натянута парусиновая койка. В ней дрожала в такт дизелю малахитовая лужа. А с выпяченного парусинового дна, как в самогонном приспособлении, падали капли: кап-кап-кап...
Ну, каждый устраивается как может, обставляя свою жизнь доступными ему предметами комфорта. Анатолий вспомнил, как на пару с отважной Хейтси-Эйбиб брал в заложники губернатора Гереро, и вдруг жена губернатора выносит мужу термос и орет белугой, что губернатор привык на ужин пить горячее молоко, и без термоса я вас никуда не отпущу, лучше убейте...
— Юнга, твое лицо мне почему-то знакомо, — просипела госпожа Даккара из скафандровых внутренностей. — Ну-ка скажи-ка, имя Эвелина Зигг тебе ничего не говорит?
— Никак нет, — честно ответил Хутчиш. — А кто это?
— Одна моя давняя подруга, — пробормотала капитанша, и Анатолию показалось, что в ее голосе появились нотки грусти. — Ладно, не отвлекайся. — И вдруг рявкнула: — Курс?!
— Норд-норд-ост, сэр! — легко разгадав назначение еще одного прибора, браво отрапортовал Хутчиш.
— Ход?!
— Шесть узлов, сэр! — хватанул Хутчиш ртом порядочную порцию запаха тины.
— Глубина?! И не паясничай! Какой я тебе сэр, дьявол тебя побери?!